Георгий владимов генерал и его армия. Георгий владимов - генерал и его армия Генерал и его армия полное

«Генерал и его армия» голосованием всех председателей жюри премии «Русский Букер» назван лучшим русским романом последнего десятилетия ХХ века. Наряду с главным вымышленным героем, советским генералом Кобрисовым, в романе действуют многие исторические персонажи, среди которых Сталин, Жуков, Хрущев, Ватутин… Особое внимание писателя привлекают фигуры немецкого генерала Гудериана и русского генерала-изменника Власова. Столкновение воль и характеров, пересечение военных судеб трех генералов придают роману особую глубину и достоверность.

«Очень значительная книга. От первых же страниц удовлетворение: настоящая литература… За необъятную тему советско-германской войны Владимов взялся не только как художник, но и как самый ответственный историк» (Александр Солженицын).

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Генерал и его армия" Владимов Георгий Николаевич бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

Меня попросили написать об отце. К сожалению, мы были вместе очень мало – всего каких-то десять лет. Все годы меня не покидало чувство, что надо записывать все, о чем рассказывал отец, что это слишком значимо: память человеческая – штука ненадежная. Не записала. Теперь пишу по памяти, жалкие кусочки того, что запечатлелось, – но спасибо, что остались хоть они.

Как и когда мы с ним познакомились? Звучит, конечно, невероятно, но соответствует действительности – мы узнали друг друга только в 1995 году, на вручении отцу литературной премии «Русский Букер», когда мне было уже тридцать три года. А до этого были только письма. Письма в Германию из Москвы и обратно.

Как отец оказался в Германии?

В 1983 году по приглашению Генриха Бёлля отец уехал читать лекции в Кёльн. К тому времени уже лет десять в России у него ничего не издавалось. Ранее он стал председателем «Международной амнистии», писал письма в защиту Андрея Синявского и Юрия Даниэля, дружил с Андреем Сахаровым, Еленой Боннэр, Василием Аксеновым, Владимиром Войновичем, Беллой Ахмадуллиной, Фазилем Искандером, Булатом Окуджавой, Виктором Некрасовым, был знаком с Александром Солженицыным, Александром Галичем, Владимиром Максимовым, Сергеем Довлатовым, Юрием Казаковым, Юрием Любимовым, Владимиром Высоцким и многими другими. Постепенно он стал жить «поперек», а таких вещей советская власть спокойно выдержать, а уж тем более простить – не могла.

Потихоньку его выживали, травили: исключили из Союза писателей, куда он был принят еще в 1961 году; затем стали публиковать клеветнические статьи в «Литературной газете» (главный рупор СП тех лет), которые радостно приветствовали некоторые «писателя» (так их называл отец). А потом устроили слежку за его квартирой и гостями, ее посещавшими. Об этом отец пишет подробно в своем рассказе «Не обращайте вниманья, маэстро!».

Как могли ему простить глубочайшую внутреннюю независимость и самодостаточность? Как-то после своего возвращения в Россию он сказал мне: «Ты знаешь, не пойду я на это сборище, терпеть не могу любые тусовки, зачем тратить на это время? Писатель должен писать, а не болтать и тусоваться. Я всегда считал, что не нужно входить ни в какие партии и объединения, все это ерунда, – поэтому я всегда был беспартийным и свободным».

Так отец ответил на мой упрек – я упрекала его в том, что он не идет на какой-то очередной литературный вечер, где собиралась литературная элита тех лет и куда его пригласили заранее для вручения статуэтки Дон Кихота – «символа чести и достоинства в литературе».

Я же, испорченное дитя советской действительности, полагала, что там могут встретиться «полезные люди», которые помогут ему получить от государства хотя бы маленькую квартирку. Ведь получил же Владимир Войнович прекрасную четырехкомнатную квартиру в Безбожном переулке по указу Михаила Горбачева!

Как могли ему простить, к примеру, дружбу с опальным Сахаровым, когда от того знакомые отшатывались, как от чумного? Отец старался хоть чем-то помочь в те времена Андрею Дмитриевичу, иногда выступая даже в качестве его водителя. Вспоминается забавный (это он сейчас забавный!) случай, рассказанный отцом: во время поездки (кажется, в Загорск) внезапно оторвалась дверца любимого старенького отцовского «запорожца». Причем на полном ходу… Все замерли. А Сахаров всю оставшуюся дорогу невозмутимо держал злополучную дверцу, продолжая разговор на какую-то интересную для него тему.

С этим «запорожцем» была связана еще одна, более опасная история. Однажды во время загородной поездки мотор у машины вообще заглох, а когда отец заглянул в ее нутро, то обнаружил, что в бак для топлива засыпан почти килограмм сахарного песка, отчего машина и отказывалась ехать. Отец был уверен, что это не случайность, это сделано заинтересованными сотрудниками «бугра», как называли тогда вездесущую организацию, отвечающую за государственную безопасность СССР, но, конечно, прямых доказательств у него не было. С огромным трудом ему удалось очистить бак от этой гадости…

В 1981 году после допросов на Лубянке у отца случился первый инфаркт, потом новые допросы и намек на то, что допросы возобновятся. Все могло кончиться посадкой (лексикон тогдашних диссидентов). В это время отец уже начал писать «Генерала и его армию». Надо было спасать свое дело, свою жизнь. Спасибо Бёллю!

Но, уезжая из страны, отец не думал, что уезжает надолго, максимум на год. Через два месяца после приезда в Германию отец и Наташа Кузнецова (его вторая жена) по телевизору услышали указ Андропова о лишении его гражданства. Кооперативную квартиру Наташиной мамы они продали перед отъездом в Германию, а квартиру отца правление кооператива продало само, не спрашивая на то его разрешения.

Через друзей в издательстве «Текст», в котором выходила повесть отца «Верный Руслан», я узнала его немецкий адрес. Написала ему. Написала, что мне от него ничего не нужно – я уже вполне состоявшийся человек, врач, учусь в аспирантуре, есть квартира, друзья, но как это странно – на такой маленькой планете Земля живут два родных человека и ничего не знают друг о друге. Отец ответил, мы начали переписываться. В 1995 году он приехал в Москву на вручение Букера за роман «Генерал и его армия». Номинировал его журнал «Знамя», где печатались главы романа. Отец был очень благодарен сотрудникам «Знамени» за то, что именно они первыми способствовали возвращению его творчества на Родину. Он хотел, чтобы и последний его роман «Долог путь до Типперэри» был напечатан у них, журнал несколько раз давал анонс этому произведению. Увы! Только первая часть романа была напечатана, уже после смерти отца. Другие остались в замыслах; кое-что он рассказал мне.

Отец позвал на вручение премии и меня. Перед этим я побывала у него в гостях – в квартире Юза Алешковского, который пригласил отца пожить у него на все время его пребывания в Москве.

Своей квартиры у отца больше не было. Он остался бездомным. В 1991 году Горбачев своим указом вернул ему гражданство, но не жилье… Правда, в 2000 году Международный литературный фонд писателей предоставил отцу в аренду дачу в Переделкине. Отец очень любил эту не совсем свою дачу, но Господь мало позволил ему наслаждаться покоем и счастьем на Родине.

До этого дача много лет простояла пустая, потихоньку осыпаясь и рушась, в ней постоянно что-то где-то подтекало; отец смеялся и говорил, что живет в «Петергофе с большим количеством фонтанов». Это был двухэтажный кирпичный дом, больше смахивающий на барак, с четырьмя подъездами. Рядом с подъездом отца были подъезды, где жили Георгий Поженян, дочь Виктора Шкловского с мужем, поэтом Панченко. Третьего соседа я не помню.

История дачи была романтичной и печальной одновременно. Оказалось, что этот писательский дом построен на месте дачи актрисы Валентины Серовой. Ее дача была окружена небольшим садиком, сохранился маленький прудик, в котором, по преданию, она любила плавать. Отец говорил, что представляет себе, как Серова перед спектаклями купается в пруду и что-то тихо напевает. Тогда он и рассказал мне историю романа Серовой и маршала Рокоссовского, во время которого Сталина якобы спросили, как относиться к самому факту этой связи (оба были женаты). Сталин ответил коротко и исчерпывающе: «Завидовать!».

После развода Серовой и Симонова дача пришла в запустенье, Литфонд снес старый дом, построив дачу для писателей.

Во времена отца сад невероятно разросся, в него выходила дверь кухни с террасой. Стояли высокие темные деревья, трава заполонила все пространство. Пруд был затянут густой зеленой тиной, было мрачновато, летали страшно прожорливые комары. Отец все пытался как-то справиться с запустением: убрал сгнившие ветки, сломанные деревья, подстриг кусты, скосил кое-где траву, в окна его кабинета стало заглядывать солнце.

Георгий Николаевич Владимов (1931-2003) начал печатать-ся с 1954 года. В 1961 году в «Новом мире» была опубликована его первая повесть «Большая руда», которая вскоре была переведена на множество языков народов СССР и зарубежных стран. Следую-щее произведение Владимова, роман «Три минуты молчания», был встречен резкой критикой. Более в России он не печатался. После отъезда в 1983 году в Германию, писатель был лишён российского гражданства. Живя в ФРГ, Владимов закончил работу над романом «Генерал и его армия», опубликованным в журнале «Знамя» (1994, № 4-5). Журнальный вариант содержал только четыре главы. В первом книжном издании роман состоял уже из семи глав. В работе над романом Владимов обратился к реализму. Он писал: «… этот постылый реализм уложили в гроб, отпели и погребли, справили по нем поминки. Но вот стоило ему пошевелиться, и повышенный чи-тательский интерес привлечен к роману, вполне консервативному, в котором нет привычных авангардных выкрутасов и постмодерни-стских загогулин. Похоже, надоели читателю эти выкрутасы и заго-гулины, точнее, надоело делать вид, что они ему интересны, захо-телось чего-то внятного, где были бы на месте начало и конец, завязка и развязка, экспозиция и кульминация, все по рецептам старика Гомера». Писатель обратился к событиям ВОВ. События в романе простираются от Халгин-Гола до Бреста, от 1917 до 1958-го года. В романе изображены три генерала и их взаимоотношения с армией. Это Ф.И. Кобрисов, Г.В. Гудериан и А.А. Власов. Первому из них, являющемуся главным героем книги, противопоставлены другие персонажи. Сюжет романа развивается концентрическими кругами. Одной из ведущих в произведении является тема преда-тельства. Роман пронизан антивоенным пафосом, писатель прово-дит мысль, что величие полководца измеряется количеством спа-сенных солдат. Владимов, по замечанию критиков, создал свой художественный миф о войне 1941-1945 годов. Он переосмыслива-ет роль реальных военачальников в событиях Великой Отечествен-ной войны (это не только Гудериан, Власов, но и Жуков, Хрущев, Ватутин и другие). Кобрисов, Ватутин, Власов, перешедший на сто-рону фашистов, Гудериан считают, что главным в военной страте-гии является — наука отступления, тем самым, сохранение жизни тысячам солдат. Оппонируют им в романе Жуков и Терещенко, ра-туя за победу любой ценой. Сюжетную основу романа составляет путь генерала Кобрисова с фронта в Москву, а затем возвращение в свою армию. Центральным эпизодом в произведении является со-вещание, на котором под руководством Жукова генералитет решает судьбу города Мырятина. Город находится в руках у фашистов, но обороняют его бывшие советские солдаты. Материал с сайта В романе действуют ре-альные исторические личности: маршал Жуков, генерал армии Ва-тутин, член Военного совета Первого Украинского фронта Хрущев, командующий 2-й ударной армией генерал-полковник Власов, из-вестный немецкий военачальник Гейнц Гудериан. Об изображении последнего верно подмечено В. Лукьяновым: «Владимов впервые в русской литературе разрушил барьер, впервые измерил генерала из вражеской армии (т.е. Гудериана) общечеловеческой меркой — и рассказал пронзительную историю о трагедии рыцарской чести, оказавшейся на службе бесчестия…» .

С первых же страниц романа автор следует эпической традиции «Войны и мира» Л.Н. Толстого. Это проявляется, в первую очередь, в решении проблемы свободы и независимости. Во-вторых, хотя книга Владимова повествует о войне, военная коллизия носит нравственно-психологический характер.

Владимов остается верен реализму в изображении событий, дей-ствующих лиц, в осмыслении происходящего.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

  • Георгий Владимов, биография,творчество презентация
  • владимов генерал и его армия краткое содержание
  • георгий владимов творчество

Это та самая книга, про которую очень трудно сказать, о чём она. О Великой Отечественной войне? И да и нет. О защите Москвы? И да и нет. О психологии солдат и генералов? И да и нет. О сталинско-бериевской мясорубке? И да и нет. О судьбах Отечества? И да и нет!!! Она обо всём это сразу вместе, и можно только оцепенеть от таланта Владимова, который взялся за все эти сложнейшие для литературы темы, сплёл их, объединил сюжетом и написал очень тонкий, психологичный роман, в котором, как мне кажется, вымышленными остаются только некоторые фамилии, включая главного героя генерала Кобрисова, да наименования местечек - Мырятин, Предславль и т.д.

О Великой Отечественной войне


Генерал, повелевая солдату умереть, по крайней мере не обманывает его. Но он трижды убийца, когда обещает победу, в которую сам не верит.


...солдату вера нужна в свое командование, иначе — как дальше ему воевать?


...чего и когда на войне хватает? Только того, что применить нельзя.

Если взять за основу только сюжеты войны (днепровскую переправу, оборону Москвы), то, конечно, можно признать, что существуют книжки и посильнее этой. И всё-таки картины боёв весьма живописны, настроения солдат предельно конкретны, видим мы и самоотверженных героев, вроде Нефедова, который знает, что идёт умирать, видим и солдатиков, которые всем своим видом показывают страх. Урежь роман до повести об этих битвах - получится что-то леденящее душу, сжимающее сердце.

Но прежде, чем продолжить тему, краткое отступление. Просто не могу не обратить внимание.

Читаю аннотацию.


В центре повествования - судьба генерала Власова и немецкого генерала Гудериана. Автор приоткрыл завесу глухой секретности над некоторыми «неудобными» для официальной литературы эпизодами войны. Сразу же после появления, роман Г.Владимова стал громким событием и был причислен к лучшим произведениям о войне.

Позвольте, какое это "в центре судьба генерала Власова"? У меня такое ощущение, что человек это написавший, читал роман как я впервые восемнадцать лет назад - чтобы только сдать доценту зачёт, "отстреляться" и забыть, выйдя за порог. Правда, на подкорке что-то отложилось такое, что все эти годы мне периодически напоминало, что "Генерала и его армию" надо перечитать, и на этот раз вдумчиво, не торопясь. А автору тех строк, ляпнувшему про то, за что глазом зацепился (что "в центре - судьба генерала Власова...") я готов по почте канделябр выслать, чтобы он сам себя по голове ударил и не писал больше глупостей. Потому что судьбы Власова и Гудериана конечно имеют в романе определённое значение, и всё-таки они не в центре, а на самой что ни есть периферии.

А их значение в следующем.

Не знаю, каким был по счёту Георгий Владимов, оправдывая Андрея Власова, но замечу одно: он оправдывает его как человека и генерала, но не оправдывает как предателя. Даже на такое оправдание, полагаю, требовалось достаточно мужества, если даже сейчас после неоднократных попыток Власов не реабилитирован (и правильно, я считаю). А вот поиск мотивов, которые привели этого человека к его поступку - они интересны. И в версии Кобрисова (читай - Владимова) выглядят вполне правдоподобно.

Присутствие Гейнца Гудериана в книге очень символично. Сидит себе генерал-полковник в захваченном особняке Толстого, почитывает-вспоминает классика, его рассуждения о судьбе Наполеона, и делает кое-какие выводы. И выводы вполне философские - Наполеон проиграл войну потому, что сумасбродная "графинечка" Ростова отдала все подводы раненым, и получается, что и теперь, спустя век с лишним, она объявила войну ему, Гудериану.


О защите Москвы

Сюжет с Москвой, как мне показался, в этом романе вышел несколько искусственным. Или притянутым - как кому угодно. То есть он использован для очень конкретных целей. Первое - разнообразить биографию Кобрисова эпизодом с его ранением, страшным обморожением и привязать к нему покрепче ординарца Шестерикова. Второе - всё-таки закрепить на страницах этой книги Власова и Гудериана, которые так и норовят потеряться в общем сюжете. Ну и третье - передать настроение толпы, людей, армии. То есть это как бы важно, но это всё-таки третье.

О солдатах и генералах


Дурь — это хорошо... Дурь, она способствует украшению генеральского звания.

Вот это слово дурь - оно периодически встречается на страницах. Его в отношении Фотия Ивановича и солдатики употребляют, и приближённые генерала, и начальники, и антагонист Кобрисова чекист Светлооков. Да и сам он, генерал, признаёт за собой эту черту. И да, по сравнению с другими людьми бедняга Кобрисов действительно иногда дурит. Но что это за дурь? Оказывается, это слово имеет совсем не то значение, что придурь . Его дурь лишь в том, что из всех персонажей, а в особенности из военачальников, Фотий Иванович оказывается самым человечным. Ну, или почти самым. И кто бы мог подумать, что сделало его ещё более человечным, чем он был от рождения? Оказывается, линейка, которой его били по рукам в НКВДшном застенке. Правда, она его сделала ещё и немного боязливым, но о том чуть позже.

Другой генерал - Гудериан - в этом отношении отчасти героизирован Владимовым (наверное, и тут потребовалось определённое мужество, ведь это предводитель фашистов-танкистов, от которых ох как досталось мирному населению, а про нашу армию так и вообще помалкиваю). Но это генерал совсем иного рода - не знающий поражений, берущий своё нахрапом, любим своими солдатами и пекущийся чуть ли не о каждом из них. Тут даже Кобрисову далеко до него. Одно мне кажется - будь советские генералы такими, каким Владимов изобразил Гудериана - и 70-летие победы праздновали бы не мы, и не в этом году. А в 2011-м. Потому что мы совсем иные. Есть такое слово менталитет. Очень удобное, чтобы объяснять им русский характер. А ещё наши генералы жёсткие, что оправдывает число жертв, положенных ими во имя Победы.

Репрессии

Об этом в книге говорится много. Этого хлебнул и сам Кобрисов, и на его счастье началась война в тот самый момент, когда уже следователю оставалось только подписать обвинение. Прекрасная иллюстрация того, как людей стирали в порошок двумя железными аргументами "партия не ошибается" и "раз арестован, значит уже виноват". Кобрисов мог попасть в места очень отдалённые по случайному недоразумению (а случайностей в те годы, как известно не бывало) с отягчающими обстоятельствами: он предвидел, что немец - враг более вероятный, чем японец. Немец помог восстановить справедливость.


...если пересеклись твои пути с интересами тайной службы, то, как бы ни вел ты себя, что бы ни говорил, какой бы малостью ни поступился, а никогда доволен собой не останешься.


Увы, есть такого рода страх, которому все подвержены без исключения, и даже — вооруженные мужчины.


Истинно говорят... не камнем и не железом крепка тюрьма. Она крепка арестантами. Пожалуй, рухнет она — без одного хотя бы узника-патриота


В который раз показалось генералу диковинным, как велика, необъятна Россия и как ничтожна возможность укрыться в ней бесследно. Да если и выпадает она, человек всего чаще от нее отказывается как от выбора самого страшного.

Как я уже сказал, благодаря ЧК Кобрисов стал чуть человечнее. Даже посылая солдат на верную смерть, он всё-таки оставался с ними не столько командующим, сколько человеком. И в то же время он стал побаиваться чекистов. На фронте иначе - смершевцев. Генералу ли бояться их на войне? А ведь побаивался Светлоокова.

В который раз извечный вопрос, доставшийся нам в наследство от истории - почему сталкиваясь с "органами" люди сразу становились послушными, безвольными, смирненькими, словно в башке их какой-то тумблер выключали? Не потому ли, что человечество в то время было большим овечьим стадом?

Судьба Отечества

Опять же благодатная тема. Ну как не поднять её, если даже война с общей бедой не может объединить сторонников и противников коммунизма-большевизма, если ведётся охота на белых недобитков? А уж в особенности, если побывавшим в оккупации и тем паче в плену светило от десяти до расстрела?


Да вся история России, может статься, другим руслом бы потекла, если б отказывались мы есть и пить со всеми, кого подозреваем. А может, на том бы она и кончилась, история, потому что и пить стало бы не с кем, вот что со всеми нами сделали.


...жить им довелось в стране, где орденов и всяких иных наград выдается больше, чем в какой бы то ни было другой, и где никакие заслуги не имеют цены, стоит тебе лишь пошатнуться.

Предательство

А вообще сюжет этой книги - это несколько серьёзных предательств, главные из которых - это сознательное предательство военачальников, которым очень не нужен Кобрисов при взятии Предславля, и несознательное предательство генеральского водителя, из-за чего книга заканчивается так, как она заканчивается.

Очень сильный роман. Очень стоящий. Даёт возможность ещё раз посмотреть на прошлое своей страны, и как всегда не прийти ни к какому конкретному выводу. Только очень общим...

*********************************
Истинно говорят... не камнем и не железом крепка тюрьма. Она крепка арестантами. Пожалуй, рухнет она — без одного хотя бы узника-патриота

Генерал, повелевая солдату умереть, по крайней мере не обманывает его. Но он трижды убийца, когда обещает победу, в которую сам не верит.

Если б хоть иногда не выручало нас безумие, и только трезвый расчет был бы нашим единственным поводырем, жизнь была бы слишком скучна, чтоб стоило ее начинать.

Когда русский Иван наступает — спиной к ненавистному врагу, — у него на пути не становись. Сомнет!..

Дурь — это хорошо... Дурь, она способствует украшению генеральского звания.

Увы, есть такого рода страх, которому все подвержены без исключения, и даже — вооруженные мужчины.

Быть кем-то, а не при ком-то, осточертел этот горький хлеб.

Если пересеклись твои пути с интересами тайной службы, то, как бы ни вел ты себя, что бы ни говорил, какой бы малостью ни поступился, а никогда доволен собой не останешься.

Вовсе не в отчаянном положении, не в кольце охвата, не под дулами заградотряда, но часто в успешном наступлении, в атаке человек делал бессмысленное, непостижимое: бросался врукопашную один против пятерых, или, встав во весь рост, бросал одну за другой гранаты под движущийся на него танк, или, подбежав к пулеметной амбразуре, лопаткой рубил прыгающий ствол и почти всегда погибал. Опытный солдат, он отметал все шансы уклониться, выждать, как-нибудь исхитриться.

Умирание — тоже наука. И к этому надо готовиться

Генералы — когда они едут к войскам — не простужаются.

Непоправимо никакое зло — и не оставляет нас прежними.

Да вся история России, может статься, другим руслом бы потекла, если б отказывались мы есть и пить со всеми, кого подозреваем. А может, на том бы она и кончилась, история, потому что и пить стало бы не с кем, вот что со всеми нами сделали.

Жить им довелось в стране, где орденов и всяких иных наград выдается больше, чем в какой бы то ни было другой, и где никакие заслуги не имеют цены, стоит тебе лишь пошатнуться.

Во всякой группе славных чекистов есть непременно один, который себя не называет; он-то и есть главный.

У хорошего расстрельщика, любящего свое дело, лицо зачастую пухловатое и задумчивое, рот небольшой, чувственный и женственный, а глаза мечтательные, с поволокою.

Армия имеет права, когда она защищает население, когда наступает. А когда она драпает — нет у нее никаких прав. Молочка попросить — и то нету. Только водички из колодца.

Что армию больше всего характеризует? Отношение к раненым. Слава Богу, мы их не бросаем, не дожили до этого, а толком их полечить не можем. На мою ногу бинтов хватило, а бойцам сестрички любовные подарки делают: свое исподнее режут на ленты и этим перевязывают. А к ранам прикладывают подорожник. Нажуют и прикладывают…

Когда в тайге убивают тигра, то размножаются волки, от них урона куда больше. Увеличивается потребление — и каждый хочет воспользоваться своим правом. Сколько прав лежало перед «маленьким человеком» — он охотнее всего воспользовался самым примитивным: тоже быть тираном.

Французская революция написала: «свобода», «равенство», «братство» — и рубила головы, ничуть не опасаясь всеобщего разочарования. А у них — еще проще. Они свой лозунг укоротили до одного слова, но зато могут его написать громадными буквами. Только одно: «равенство». Все остальное — ерунда. «Свобода» — на самом деле никому не нужна, люди просто не знают, что с нею делать. «Братство»? Его нет в природе, нет в животном мире, почему бы ему быть в человеках? А вот равенство — это вещь. Мне плохо, но и тебе тоже плохо — значит, нам обоим хорошо. У меня мало, но и у тебя не больше значит, у нас много! За это и умереть можно. И никаких жизней не жалко. Ни своей, ни тем более — чужих.

Бог эту страну оставил, вся надежда — на Дьявола.

Воры и бандиты никакого другого наказания не знают, только смерть. Это даже не наказание, это просто мера безопасности. По тюрьмам будут сидеть те, кто у них не вызывает опасения. Но при малейшей опасности… Вы меня понимаете?

Мало побеждать во славу цезаря, надо еще все победы класть к его ногам и убеждать его, корча из себя идиота, что без него бы не обошлось!

В который раз показалось генералу диковинным, как велика, необъятна Россия и как ничтожна возможность укрыться в ней бесследно. Да если и выпадает она, человек всего чаще от нее отказывается как от выбора самого страшного.

Как часто людям приходится отвечать за то, что они не могут не рассказывать о грехах других людей, и как охотно эти другие перекладывают на них свои вины! Только формулировку подобрать.

Всегдашнее горестное занятие генерала — что-то выкраивать из дорогих ему, таких необходимых сил и средств, которых всегда не хватает! Не хватает людей, орудий, танков, самолетов, снарядов, горючего, водки, жратвы, черта, дьявола. (И, конечно, всегда баб не хватает!..)

Когда человек так ставит крест на собственной жизни — спокойно и просто, никого не оповещая, когда он не из слепого отчаяния и не для театрального эффекта вставляет в свои расчеты собственную возможную гибель, тогда зачастую случается, что ему удаются предприятия, казавшиеся безумными, в которые не смеет верить надежда и не надеется вера, тогда воды реки перед ним становятся твердью, и покоряются ему неприступные крепости и плацдармы.

Чего и когда на войне хватает? Только того, что применить нельзя.

Не свою ли могилу мы намечаем, когда кажется, что нашли искомую цель?

Солдату вера нужна в свое командование, иначе — как дальше ему воевать?

Каждый шаг человека есть ошибка, если не руководствуется он любовью и милосердием.

Блицкриг имеет одну особенность: он не терпит изменений, даже изменений к лучшему.

Подозрительно часто побеждает как раз тот, кого заранее считали глупее.

Что же это за страна, где, двигаясь от победы к победе, приходишь неукоснимо — к поражению?

В литературе 90-х годов не найти книги, которая бы более последовательно и сильно представляла русскую реалистическую традицию, чем роман Георгия Владимова “Генерал и его армия”. в 2001 году, когда отмечалось десятилетие учреждения Букеровской премии, то из всех произведений, отмеченных этой премией в течение десяти лет, самым достойным назвали “Генерала и его армию”.

Роман этот впервые увидел свет в 1994 году (“Знамя”, 1994, № 4-5), но журнальный вариант содержал только 4 главы.

Владимов всеми силами старается убедить читателя в том, что он-то как раз пишет о войне, которая вошла в нашу память как Великая

Отечественная война с немецко-фашистскими захватчиками, ту п р а в д у, которую до сих пор искажали все кому ни лень.

А когда роман “Генерал и его армия” вызвал жесточайшую критику со стороны Владимира Богомолова, обвинившего Владимова в том, что он создал “новую мифологию”, где исказил историческую правду об Отечественной войне и допустил множество фактических неточностей, Владимов отвечал ему по той же схеме - “было - не было”, “так - не так”. Но к художественной литературе такой спор вряд ли имеет прямое отношение: кого сейчас волнует, например, соответствует ли трактовка Львом Толстым диспозиции на Бородинском поле подлинным фактам или не соответствует? Он отмечает пишешь об исторических событиях, творишь свою художественную “мифологию истории” - то есть ищешь ч е л о в е ч е с к и й смысл истории, определяешь ценностное значение отношений с историей в судьбе человека, в обретении им гармонии с миром или в утрате этой гармонии. (ориентацию на традицию эпического повествования в духе “Войны и мира” Льва Толстого).

В романе существует конфликт между свободой и страхом. Каждый из героев романа Владимова имеет свои представления о свободе. Так, ординарец Шестериков свою мечту о свободе связывает с куском земли, где он наконец-то сможет похозяйничать после войны. Адъютант Донской свободу видит в обретении самостоятельности и поэтому мечтает “пересесть” на полк или на бригаду. А сам генерал Кобрисов видит свою свободу в возможности активно влиять на историческое событие. А майор Светлооков (сотрудник армейской контрразведки) распространяет вокруг себя электрическую напряженность страха.

Страх стал постоянным состоянием людей, а точнее - своего рода душевной болезнью, что, как эпидемия, поразила всю страну, все советское общество. Причем, подчеркивает Владимов, атмосфера страха специально нагнетается государственной властью. В частности, именно в этом состояло назначение так называемых публичных “ответных” казней, которые стали проводиться на освобожденных территориях



“Страх изгонялся страхом, - вспоминает генерал, - и изгоняли его люди, сами в неодолимом страхе не выполнить план, провалить кампанию - и самим отправиться туда, где отступил казнимый.

Итак, постоянная подозрительность, всепроникающий надзор и сыск, угроза репрессий, нависающая над каждым, как дамоклов меч, вечный страх - вот те обстоятельства, в которых находятся герои романа “Генерал и его армия”, вот та “зависимость”, которая ограничивает их свободу.

В атмосфере тотальной подозрительности и вечного страха перед репрессиями личность уродуется - ее поражает синдром раба.

К каким же моральным последствиям приводит атмосфера сыска и страха, в которой приходится жить всем, от маршалов до рядовых солдат? Что происходит с душами людей?

Вот вопросы, которые выдвигает Владимов в своем романе.

В романе есть потрясающая сцена, где рабский менталитет представлен во всей своей жалкой и омерзительной сущности. Это сцена расстрела генералом Дробнисом* майора Красовского, одного из офицеров своей свиты. Тот не смог выполнить приказ генерала, да и выполнить его - с десятком измученных красноармейцев отбить высоту - было невозможно.

Он устраивает казнь своего подчиненного - собственноручно расстреливает его, неточными выстрелами из слабого браунинга еще и продлевая муки своей жертвы.

Генерал Кобрисов, случайно оказавшийся при этой экзекуции, с презрением предлагает Дробнису: “Взяли бы автоматчика и парочку выводных, они все сделают грамотно. А так - во что наказание превращается?..” И - поразительно то, что Кобрисову отвечает не Дробнис, а сам расстреливаемый, и отвечает “с явственно слышимым возмущением: “А вам не кажется, товарищ генерал, что вы не в свое дело вмешиваетесь? Леониду Захаровичу лучше знать, какое ко мне применить наказание. И во что оно должно превращаться... Так что не суйтесь, понятно? Если я виноват, я умру от руки Леонида Захаровича, но ваших сентенций, извините, слушать не желаю!...”

Раб, даже казнимый своим хозяином, верно лижет ему руку. Вот что такое менталитет раба: в человеке атрофировано чувство собственного достоинства, он покорно самоуничижается перед силой, он мистически обоготворяет своих властителей. Эта жуткая сцена приводит генерала Кобрисова к мучительному размышлению:

“Жалок маленький человек, вверяющий свою жизнь другому, признающий его право отнять ее или оставить.

В этом размышлении генерала лежит ключ к объяснению феномена тоталитарной власти - секрета ее силы, механики управления каждым гражданином и всем обществом.

На переднем плане в романе “Генерал и его армия” стоят командармы, командующие фронтами, представители Ставки - словом, высшая элита Красной Армии. И тем более поразительно то, что даже они, люди, управляющие огромной военной силой, поражены синдромом раба - страх перед “Верховным” (так, почти как божество, именуют они Сталина) и его карающими органами, угодничество перед тем, кто ближе к высшей власти, грубость, доходящая до хамства, перед тем, кто стоит пониже на служебной лестнице

главная коллизия в романе носит нравственно-психологический характер, ибо оказывается, что от борьбы личных амбиций военачальников (каждый хочет получить право брать Предславль, “жемчужину Украины”) в огромной степени зависит исход крупной военной операции. Тому, чьи войска первыми войдут в Предславль, будет обеспечена слава, почет, ордена, звезды на погоны и вообще репутация выдающегося полководца. И начинаются закулисные игры, смысл которых - оттеснить генерала Кобрисова, чья аримя стоит ближе всех к вожделенной цели, и занять его место. А ведь за все эти подковерные игры генералов приходится расплачиваться сотням и тысячам солдат, и самой дорогой ценой - собственной жизнью. Но сами полководцы ни на минуту не задумываются о ч е л о в е ч е с к о й ц е н е принимаемых ими решений. А командарм Кобрисов, зная, что за захват Мырятина придется заплатить десятью тысячами солдатских жизней, не выполняет приказ о подготовке наступления на город и тем самым ставит крест на своей полководческой карьере, по существу - на всей последующей биографии.

Но для Кобрисова мотив ценности человеческой жизни приобретает особую, непереносимо тяжкую остроту: Мырятин обороняют власовцы - русские батальоны, воюющие на стороне гитлеровцев. Автор и его герой не вдаются в длинные рассуждения о том, как и почему эти люди встали на сторону захватчиков. Здесь важнее всего другое - русским людям приходится воевать против русских.

по Владимову - главный порок сознания тоталитарного общества: здесь ценность человеческой жизни не берется в учет, она фактически сведена к нулю! А в ситуации войны, где за любое решение руководителей расплачиваются своей кровью их подчиненные, эта бездушная, внечеловеческая сущность тоталитарного государства раскрывается с вопиющей очевидностью. Поэтому и в социальной иерархии этого общества на первых ролях оказываются люди, подобные Терещенко, который свою славу “командарма наступления” приобрел тем, что, не считаясь ни с какими потерями, гнал людей в атаку палкой по спинам, плевками в лицо.

Нравы господствующие в Красной Армии - пренебрежение достоинством человека и его жизнью.

Своим отказом от захвата Мырятина Кобрисов впервые в своей жизни пошел против высшей власти. Да, он не смог уберечь от гибели те десять тысяч солдат, которых уложили под Мырятиным. Да, он не смог предотвратить кровавую бойню между русскими людьми. Но он, по меньшей мере, смог распорядиться с в о е й с у д ь б о й так, как он посчитал нужным - в соответствии со своим пониманием своего воинского и человеческого долга и права, а не так, как того требовал сам Верховный. Генерал должен быть со своей армией - и позор, и славу, и смерть он должен принимать среди своих солдат, которые доверили ему свои жизни! - вот этическое кредо генерала Кобрисова. И он никому не позволил сбить себя с этой позиции, выстраданной годами тяжелейших душевных мук и драматическим опытом самовыпрямления. Свой бой с тиранией генерал неминуемо проиграет. Но его поражение - это высокая трагедия, ибо он не капитулирует перед всесильным злом, перед сатанинской силой тирании.

Расстреливаемый своими же артиллеристами, в расположении своих войск он оказывается абсолютно одиноким - оказывается генералом без своей армии, то есть без народа, без его поддержки.

Владимов и его герой хорошо видят, как умело манипулирует Сталин “мнением народным. А главная-то приманка, которой “чужак” Сталин подкупает народ, - это игра на национальном чувстве, когда надо очень по-русски, задушевно возгласить: «Защитим Родину»

При чтении романа Владимова закрадывается мысль, что победить тиранию, которая опирается на страх-любовь своих рабов, неимоверно тяжело или вовсе невозможно. Ибо рабы, у которых отнято не только чувство собственного достоинства, но и умалено до микроскопических величин понимание ценности человеческой жизни, будут по приказу своих тиранов беспрекословно идти в любую пропасть, заполняя ее своими телами доверху, чтоб по ним смогли прошагать вожди.