Если присмотреться к гравюрам, украшающим титульные листы старинных морских книг, то на многих из них можно увидеть изображения вещей, не одну сотню лет верой и правдой служивших судоводителям прошлого и помогавших превратить искусство кораблевождения в науку, практически доступную каждому.
Ваш взгляд прежде всего остановится на якоре, правда, не слишком похожем на современные, да и на тот традиционный, давно всем примелькавшийся якорек, который мы привыкли видеть на флотских пуговицах и пряжках матросских ремней. Вы обнаружите здесь и свиток карт, тоже не очень напоминающих те, которыми вы начали пользоваться еще в школе. Увидите и картушку компаса с затейливо разрисованным румбом «Норд», и звездный глобус, и граненую гирьку лота, и сектор ручного лага, и подзорную трубу, и... странное устройство, внешне похожее на две большие бутыли, соединенные горлышками и заключенные в ограду из деревянных реек. Такого прибора сегодня не найти ни на одном судне, разве только в каюте у ревнителя морской старины.
А ведь было время, когда ни один капитан не решился бы выйти в дальнее плавание без такого устройства, служившего для измерения и хранения времени. Проще сказать, это были морские песочные часы.
О часах, достаточно удобных, не слишком тяжелых, сравнительно точных и надежных, столетиями мечтали моряки, пока наконец они не появились в XVI в. Часы существовали издревле. Прежде чем на корабли пришли песочные часы, люди уже давно умели измерять время. Еще египетские жрецы тысячелетия назад обратили внимание на равномерность видимого движения Солнца. Они и придумали сначала примитивные, а потом и более совершенные солнечные часы, которые показывали время с точностью до одной-двух минут. Но такие часы морякам не годились. Во-первых, они «работали» только днем, да притом лишь в ясную погоду. Во-вторых, солнечные часы были стационарным указателем времени, показывавшим, как говорим мы сейчас, лишь «местное время», а корабли-то, как известно, на месте не стоят. Такие часы были для них непригодны.
Позже, во II тысячелетии до н. э., кто-то в Риме обратил внимание на равномерность падения капель жидкости из прохудившегося сосуда. Цепкий человеческий ум тут же ухватился за это явление, и вскоре появились водяные часы - клепсидра. Хоть точность их была и невелика, но по тем временам она оказалась достаточной.
Однако морякам и водяные часы не годились. Стоило чуть-чуть наклонить клепсидру, и она начинала безбожно врать. При шторме же вода выплескивалась из сосудов и такие часы вообще отказывались работать, ну а мыслимо ли представить себе судно, палуба которого не качается?
Когда на корабли пришли песочные часы, во время качки они вели себя куда более устойчиво. Их можно было закрыть герметически, но показания таких часов от этого не менялись. И моряков они в ту пору вполне устраивали. Довольно быстро на судах песочные часы стали просто незаменимыми. И все-таки, прослужив неполных 300 лет, они навсегда ушли в отставку. Впрочем... Такую великую службу эти неуклюжие часы успели сослужить мореходам, что до сих пор на кораблях флота их вспоминают каждые полчаса.
В России песочные часы во флоте вошли во всеобщее употребление в 1720 г., когда Петр I ввел в употребление свой Морской устав. В ту пору по табелю снабжения на каждый корабль полагались получасовые и четырехчасовые песочные часы. Острые на язык матросы очень скоро окрестили получасовые часы «склянками». Четырехчасовым досталось менее выразительное имя.
Тот же Морской устав разделил корабельные сутки на шесть равных промежутков времени, названных немецким словом Wacht - «стража». Матросы быстро переделали его на русский лад. Получилось «вахта». В таком виде это слово и прижилось во флоте.
Корабельные вахты были великим нововведением: до того все назначения на работы и их продолжительность, как и время отдыха, производились на глазок и в конечном счете зависели от воли командира корабля. Теперь же он делил время работы и отдыха, строго основываясь на параграфе устава и показаниях часов. Отстоял матрос четырехчасовую вахту либо отработал положенное время - иди отдыхать. Отдохнул четыре часа - снова заступай на вахту или занимайся судовыми работами. И никаких пререканий, никаких споров о том, кому пришлось больше работать. Возник строгий порядок. И завтрак вовремя, по часам, и обед, и ужин. Одним словом, режим! А где режим и порядок, там и дисциплина. Где дисциплина, там и работа добротнее выполнена. Это стало аксиомой, годящейся как для прошлых времен, так и для наших дней. Сегодня даже представить себе трудно, как плавали корабли, когда не было вахт.
Вот этим-то немецким словом и прозвали четырехчасовые песочные часы. И прочно поселились на юте кораблей «склянки» и «вахты». Казалось, никому и никогда не уступят они своего места и своего назначения. Более того, в конце XVIII в. (то есть на двести с лишним лет позже, чем X. Гюйгенс создал маятниковые часы) на русских военных кораблях к «склянкам» и «вахтам» прибавились еще одни песочные часы, рассчитанные ровно на час. Важно стояли они все на отведенном для этого месте, и весь экипаж корабля с должным уважением относился к этим стеклянным идолам. Еще бы! Ведь на корабле это был своего рода «храм времени». Специально приставленный для этой цели вахтенный матрос священнодействовал возле склянок, как жрец-хранитель времени.
Наверное, так же внимательно поддерживали пламя в очаге наши далекие предки в те времена, когда люди уже умели пользоваться огнем, но еще не научились добывать его. В то время погасший огонь подчас означал гибель племени.
На корабле остаться без представления о времени не значит, конечно, погибнуть. Но это, безусловно, означает потерю основы порядка и, что еще страшнее, потерю всякого представления о долготе, на которой находится корабль.
В годы, о которых идет речь, уже многие мореплаватели (да и не только моряки) довольно четко понимали, что такое географическая широта и долгота. Зная широту и долготу, люди без труда находили любую точку на карте. И широту умели определять довольно точно, даже находясь в отрыве от берегов. Например, в Северном полушарии для этого достаточно было измерить угол между Полярной звездой и горизонтом. В градусах этот угол и выражал широту места. Имелись и другие способы определения широты, дававшие достаточную для безопасного плавания точность. А вот с определением долготы дело долго не ладилось.
Лучшие умы человечества пытались найти способ определения долготы, который бы удовлетворил моряков. Еще в начале XVI в. Галилео Галилей трудился над решением этой проблемы. В 1714 г. английское правительство объявило огромную премию тому, кто найдет способ определять в море долготу с точностью до половины градуса. Примерно в то же время в Англии было создано специальное Бюро долгот. Но дело двигалось туго. И это было тем более досадно, что ключ к решению проблемы нашли уже давно - точные часы! Вот и все, что было нужно морякам для точного определения долготы в море. Ведь Солнце совершает свое видимое движение вокруг Земли ровно за 24 часа. За это время оно и проходит все 360 градусов долготы. Значит, за один час светило уходит на запад на 15 градусов. Следовательно, зная разницу между Гринвичским временем (принятым за нулевое) и местным (судовым) временем в любой точке нахождения корабля, можно определить долготу простым расчетом. Но беда заключалась в том, что узнать эту разницу было далеко не просто. Судовое время узнать нехитро: просто нужно точно заметить момент, когда Солнце над кораблем придет в свою высшую точку. А гринвичское время, на первый взгляд, вычислить еще проще: достаточно перед плаванием поставить свои часы по гринвичскому времени и не переводить стрелки. Но в те времена точных астрономических часов (хронометров, как их стали позже называть) не было, а карманные часы, которые уже имелись, ходили очень неточно: одни убегали вперед, другие отставали неизвестно на сколько, а то и вовсе останавливались. И моряки по-прежнему предпочитали пользоваться склянками, не помышляя об определении долготы, достаточно точной для плавания, которое требовало часов с отклонением от истинного времени в доли секунды. Создать такие часы тогда казалось невозможным. Петр I, например, приравнивал попытку определить точную долготу места к потугам изобрести «вечный двигатель» или превратить дешевые металлы в золото, то есть считал это совершенно бесплодным.
Анализируя морские путешествия мореходов средневековья, специалисты обратили внимание, что плавали они, с нашей точки зрения, как-то странно: сначала шли на север или на юг, а уж затем, дойдя до нужной широты, поворачивали на запад или на восток под прямым углом и шли, стараясь держаться достигнутой широты. Подобный метод плавания требовал дополнительного времени, лишних постановок парусов и т. д. Но все же так в море было надежнее, хоть одну из координат - широту - мореплаватель знал точно. Впрочем, подобное плавание тоже не давало полной уверенности, что судно придет в нужную точку. И порой это приводило к курьезам. Так, испанская экспедиция Менданьи де Нейра открыла в 1567-1569 гг. Соломоновы о-ва в Тихом океане. Но ни один мореплаватель позже не мог их найти, пока через два века французская экспедиция Луи Антуана де Бугенвиля не «открыла» вновь «исчезнувший» архипелаг.
Даже когда появились сравнительно точные морские часы-хронометры, определение точной долготы оставалось делом весьма нелегким. Уже в XIX в., когда надо было с максимально возможной точностью определить долготу Пулковского меридиана (это было необходимо для нормальной работы вновь построенной обсерватории), точное время пришлось «везти» на судне из Гринвича. Для этого снарядили целую экспедицию. С кораблей русского флота собрали хронометры. Во всей России их оказалось меньше десятка. А когда с появлением телеграфа проверили принятую долготу Пулковской обсерватории, все-таки оказалось, что долгота была определена не совсем точно.
Но все это было много позже. А в начале XVIII в., при Петре I, ровно в полдень вся тройка песочных часов переворачивалась и, чтобы все на корабле знали об этом, раздавались особые удары в судовой колокол. С этого мига тщательно отмытый, просеянный и просушенный песок в «склянках» вновь начинал пересыпаться из верхних резервуаров в нижние. А матрос - «хранитель времени» настороженно караулил момент, когда опорожнится их верхний резервуар. Когда последние песчинки падали через узкое отверстие между колбами, он мгновенно переворачивал «склянки», и все начиналось сначала. Предельного внимания и бдительности требовала эта операция. Не каждому такую можно было доверить. Недаром в те времена во флоте бытовало выражение «сдать под склянку», что означало «сдать под надежную охрану».
Хлопотно и дорого было хранить время на корабле. Для этого приходилось содержать специальных людей. По петровскому указу, старшим над ними был «скляночный мастер», отвечавший за исправное обслуживание часов. Все эти люди не сидели без дела. Каждые полчаса нужно было переворачивать одни часы, каждый час - другие и каждые четыре часа - третьи. А чтобы все на корабле знали, что за ходом времени следят неусыпно и бдительно, точно проделывая все операции, экипаж оповещался звуковым сигналом - ударами в судовой колокол: «били склянку». Самих «склянок», разумеется, никто не бил. Наоборот, как зеницу ока берегли моряки свои хрупкие стеклянные часы, особенно в шторм. Зная суровый норов океана, они заранее найтовили (то есть прочно крепили) все предметы, которые могли сдвинуться с места и повредить их. Сами часы заботливо вставляли в специальные гнезда, обшитые мягким войлоком.
Колокол, в который «били склянки», был небольшой, сантиметров 26-50 высотой. Он появился на кораблях гораздо раньше «склянок». Считалось, что звон этих колоколов отпугивает злые силы, населявшие моря и океаны. Кроме того, уже на заре мореплавания кормчие поняли, что колокол им необходим для предупреждения столкновений с другими судами. Других средств оповещения о себе тогда не было. Тифонов и гудков еще не придумали, тусклый свет судовых фонарей, заправленных маслом, заметить было трудно даже в ясную ночь. Все время жечь факел не будешь, а колокол - он всегда готов к действию, и его звон трудно спутать с чем-либо другим. Он разносится далеко окрест и днем и ночью, да и звук его не вязнет даже в густом тумане. Неудивительно, что именно судовой колокол приспособили, чтобы «отбивать склянки».
В половине первого били один раз в одну сторону колокола. В час производился один двойной удар в обе стороны колокола, у мастеров «отбивать склянки» этот удар получался почти слитным. В половине второго производился один двойной удар и один одинарный, и так далее до конца вахты, прибавляя каждые полчаса по удару в одну сторону. В конце вахты отбивали четыре двойных удара - восемь «склянок», - и все начиналось сызнова. Наступала новая вахта. Заступить на нее, принять вахту одновременно с последним ударом четырехчасовой склянки во флоте всегда считалось признаком хорошего тона и высокой морской культуры. Это и понятно - время на кораблях всегда умели ценить и уважать!
Судовые колокола и сегодня имеются на каждом военном корабле, на всех судах торгового флота. Их отливают из специального «колокольного металла»: сплава меди, олова и цинка. От того, в какой пропорции они заложены в сплав, зависит «голос» колокола. В былые годы особо благозвучными получались колокола, если в сплав, из которого они отливались, добавляли серебро. В наше практичное время, конечно, обходятся без драгоценных металлов. Когда-то для каждого корабля отливали «персональные» колокола с выпуклыми буквами его названия и годом постройки. В наше время на нижней кромке колокола по окружности название корабля гравируется.
На кораблях с давних пор с почтением относились к колоколу. И сегодня, как и сотни лет назад, матросы до блеска начищают судовые колокола и другую, как говорят моряки, «медяшку», имея в виду разнообразные детали из меди. Если колокол содержится в порядке, ясно: флотскую службу на этом корабле несут исправно. Каждые полчаса вахтенный матрос берется за короткую снасть, прикрепленную к «языку» колокола - она называется «рында-булинь», - и отбивает «склянки». Услышав звон колокола, все члены экипажа безошибочно узнают, какое сейчас время и не пора ли им собираться на вахту. Наш Корабельный устав и сейчас сохранил команду: «Склянки бить!». Такова флотская традиция!
В наше время на кораблях имеются тифоны, гудки, ревуны, спикеры и мегафоны, во много раз усиливающие человеческий голос. Есть тут радио и другие средства оповещения судов, находящихся в опасной близости друг к другу. Но корабельный колокол и сегодня не потерял своего первоначального назначения. И когда где-нибудь, например в Английском канале (Ла-Манше), непроглядный туман внезапно упадет на море, на мостик выходит вахтенный офицер и подает команду: Ring the bell!
Между прочим, именно с этой фразы и пошло название, которым российские моряки «окрестили» судовой колокол.
Создавая регулярный флот, Петр I начал заимствовать термины и команды у иноязычных флотов, «занял» он и эту команду: Ring the bell! («Бить в колокол!»). Офицеры подавали эту команду по-английски, а матросы послушно ее выполняли, не задумываясь о значении слов, и очень скоро на свой лад переделали эту чужеземную команду. «Рынду бей!» - получилось у них по созвучию. Команда привилась во флоте. А так как бить можно кого-то или что-то, скоро и сам судовой колокол стали называть рындой. Строго говоря, это неверно. Во времена парусного флота рындой называли особый бой в судовой колокол. Ежедневно, когда солнце достигало зенита, на корабле трижды отбивали тройные удары, оповещая экипаж, что наступил истинный полдень. Этот троекратный колокольный звон и назывался рындой. Обычай «бить рынду» отжил свой век, и его название перешло к колоколу, который и сейчас иногда называют рындой.
Прослужив на флоте уже не одно столетие, судовой колокол и сейчас несет свою службу на военных и коммерческих кораблях.
Со временем необходимость отмечать время наступления полудня появилось и на берегу, и прежде всего в столице Российской империи - Санкт-Петербурге.
Долгое время считалось, что полуденный выстрел со стены Петропавловской крепости ввел Петр I, но это не так. Впервые эта мысль родилась уже после смерти Петра Великого. Идея сводилась к тому, чтобы дать жителям Санкт-Петербурга возможность точно ставить один раз в сутки стенные или карманные часы, а простому люду - знать, что наступил полдень.
Особенно остро такая необходимость возникла во второй половине XVIII столетия в связи с быстрым развитием торговли и мореплавания. Бой часов с колокольни собора св. Петра и Павла не достигал окраин разросшегося «града Петрова», южная граница которого проходила тогда по Фонтанке, а северная - по Большому проспекту Петроградской стороны. Профессор астрономии математик Жозеф Делиль, приехавший в Петербург из Парижа по приглашению самого Петра еще в 1724 г. и назначенный директором астрономической обсерватории, представил 22 декабря 1735 г. на очередном заседании Петербургской академии наук доклад о способе подачи громкого звукового сигнала.
Делиль предлагал производить выстрел с Адмиралтейства по сигналу из башни Кунсткамеры, где находилась тогдашняя астрономическая обсерватория и имелись «исправные меридианы и верные часы», но сей проект заволокитили - бюрократия в государстве Российском была всегда в силе. В XIX в. на Пулковских высотах выросли корпуса одной из крупнейших в мире Главной российской обсерватории, в обязанность которой вменялись и задачи практической астрономии, в том числе измерение времени.
В 1863 г. сигналы точного пулковского времени стали передаваться по проводам в центральную телеграфную контору, а оттуда на железнодорожные станции всей Российской империи. В конце 1864 г. к одной из пушек, что стояла на дворе Адмиралтейства, провели кабель от особых часов, находившихся на Центральном телеграфе, и 6 февраля 1865 г. сигнальная пушка впервые известила о наступлении полудня. Время было строго выверено по астрономическим часам Пулковской обсерватории. Полуденный выстрел с Адмиралтейского двора гремел ежедневно вплоть до 23 сентября 1873 г. Потом верфь здесь перестала существовать, и огневую позицию пришлось перенести на Нарышкинский бастион Петропавловской крепости. Там вестовая пушка вплоть до июля 1934 г. ровно в полдень ежедневно пробивала 12 часов дня.
Летели годы, обновлялись орудия на бастионе, одно поколение бомбардиров сменяло другое, но традиция эта сохранилась до сих пор.
Многие считают, что она существует только в городе на Неве, и глубоко заблуждаются. Во Владивостоке с вершины сопки Тигровой ровно в 12.00 по местному времени также гремит мирный выстрел. Впервые он прозвучал здесь 30 августа 1889 г. Традиция эта продолжалась вплоть до минувшей войны. Потом какое-то время пушка молчала. Восстановить ее было решено 10 октября 1970 г.
Кстати, жители и моряки крепости Кронштадт тоже раньше сверяли свои часы по выстрелу пушки, установленной на берегу гавани в Петровском парке.
Отбивать ежедневно полдень - традиция, доставшаяся нам в наследство от флота Российского. Ее нельзя забывать, ее следует свято чтить и помнить.
Если присмотреться к гравюрам, украшающим титульные листы старинных морских книг, то на многих из них можно увидеть изображения вещей, не одну сотню лет верой и правдой служивших судоводителям прошлого и помогавших превратить искусство кораблевождения в науку, практически доступную каждому.
Ваш взгляд прежде всего остановится на якоре, правда, не слишком похожем на современные, да и на тот традиционный, давно всем примелькавшийся якорек, который мы привыкли видеть на флотских пуговицах и пряжках матросских ремней. Вы обнаружите здесь и свиток карт, тоже не очень напоминающих те, которыми вы начали пользоваться еще в школе. Увидите и картушку компаса с затейливо разрисованным румбом «Норд», и звездный глобус, и граненую гирьку лота, и сектор ручного лага, и подзорную трубу, и... странное устройство, внешне похожее на две большие бутыли, соединенные горлышками и заключенные в ограду из деревянных реек. Такого прибора сегодня не найти ни на одном судне, разве только в каюте у ревнителя морской старины.
А ведь было время, когда ни один капитан не решился бы выйти в дальнее плавание без такого устройства, служившего для измерения и хранения времени. Проще сказать, это были морские песочные часы.
О часах, достаточно удобных, не слишком тяжелых, сравнительно точных и надежных, столетиями мечтали моряки, пока наконец они не появились в XVI веке. Часы существовали издревле. Прежде чем на корабли пришли песочные часы, люди уже давно умели измерять время. Еще египетские жрецы тысячелетия назад обратили внимание на равномерность видимого движения Солнца. Они и придумали сначала примитивные, а потом и более совершенные солнечные часы, которые показывали время с точностью до одной-двух минут. Но такие часы морякам не годились. Во-первых, они работали только днем, да притом лишь в ясную погоду. Во-вторых, солнечные часы были стационарным указателем времени, показывавшим, как говорим мы сейчас, лишь местное время, а корабли-то, как известно, на месте не стоят. Такие часы были для них непригодны.
Позже, во II тысячелетии до н.э., кто-то в Риме обратил внимание на равномерность падения капель жидкости из прохудившегося сосуда. Цепкий человеческий ум тут же ухватился за это явление, и вскоре появились водяные часы - клепсидра. Хоть точность их была и невелика, но по тем временам она оказалась достаточной.
Однако морякам и водяные часы не годились. Стоило чуть-чуть наклонить клепсидру, и она начинала безбожно врать. При шторме же вода выплескивалась из сосудов и такие часы вообще отказывались работать, ну а мыслимо ли представить себе судно, палуба которого не качается?
Когда на корабли пришли песочные часы, во время качки они вели себя куда более устойчиво. Их можно было закрыть герметически, но показания таких часов от этого не менялись. И моряков они в ту пору вполне устраивали. Довольно быстро на судах песочные часы стали просто незаменимыми. И все-таки, прослужив неполных 300 лет, они навсегда ушли в отставку. Впрочем... Такую великую службу эти неуклюжие часы успели сослужить мореходам, что до сих пор на кораблях флота их вспоминают каждые полчаса.
В России песочные часы во флоте вошли во всеобщее употребление в 1720 году, когда Петр I ввел в употребление свой Морской устав. В ту пору по табелю снабжения на каждый корабль полагались получасовые и четырехчасовые песочные часы. Острые на язык матросы очень скоро окрестили получасовые часы «склянками». Четырехчасовым досталось менее выразительное имя.
Тот же Морской устав разделил корабельные сутки на шесть разных промежутков времени, названных немецким словом Wacht - стража. Матросы быстро переделали его на русский лад. Получилось вахта. В таком виде это слово и прижилось во флоте.
Корабельные вахты были великим нововведением: до того все назначения на работы и их продолжительность, как и время отдыха, производились на глазок и в конечном счете зависели от воли командира корабля. Теперь же он делил время работы и отдыха, строго основываясь на параграфе устава и показаниях часов. Отстоял матрос четырехчасовую вахту либо отработал положенное время - иди отдыхать. Отдохнул четыре часа - снова заступай на вахту или занимайся судовыми работами. И никаких пререканий, никаких споров о том, кому пришлось больше работать. Возник строгий порядок. И завтрак вовремя, по часам, и обед, и ужин. Одним словом, режим! А где режим и порядок, там и дисциплина. Где дисциплина, там и работа добротнее выполнена. Это стало аксиомой, годящейся как для прошлых времен, так и для наших дней. Сегодня даже представить себе трудно, как плавали корабли, когда не было вахт.
Вот этим-то немецким словом и прозвали четырехчасовые песочные часы. И прочно поселились на юте кораблей склянки и вахты. Казалось, никому и никогда не уступят они своего места и своего назначения. Более того, в конце XVIII века (то есть на двести с лишним лет позже, чем X. Гюйгенс создал маятниковые часы) на русских военных кораблях к склянкам и вахтам прибавились еще одни песочные часы, рассчитанные ровно на час.
Важно стояли они все на отведенном для этого месте, и весь экипаж корабля с должным уважением относился к этим стеклянным идолам. Еще бы! Ведь на корабле это был своего рода храм времени. Специально приставленный для этой цели вахтенный матрос священнодействовал возле склянок, как жрец-хранитель времени.
Наверное, так же внимательно поддерживали пламя в очаге наши далекие предки в те времена, когда люди уже умели пользоваться огнем, но еще не научились добывать его. В то время погасший огонь подчас означал гибель племени.
На корабле остаться без представления о времени не значит, конечно, погибнуть. Но это безусловно означает потерю основы порядка и, что еще страшнее, потерю всякого представления о долготе, на которой находится корабль.
В годы, о которых идет речь, уже многие мореплаватели (да и не только моряки) довольно четко понимали, что такое географическая широта и долгота. Зная широту и долготу, люди без труда находили любую точку на карте. И широту умели определять довольно точно, даже находясь в отрыве от берегов. Например, в Северном полушарии для этого достаточно было измерить угол между Полярной звездой и горизонтом. В градусах этот угол и выражал широту места. Имелись и другие способы определения широты, дававшие достаточную для безопасного плавания точность. А вот с определением долготы дело долго не ладилось.
Лучшие умы человечества пытались найти способ определения долготы, который бы удовлетворил моряков. Еще в начале XVI века Галилео Галилей трудился над решением этой проблемы. В 1714 году английское правительство объявило огромную премию тому, кто найдет способ определять в море долготу с точностью до половины градуса. Примерно в то же время в Англии было создано специальное Бюро долгот. Но дело двигалось туго. И это было тем более досадно, что ключ к решению проблемы нашли уже давно - точные часы! Вот и все, что было нужно морякам для точного определения долготы в море. Ведь Солнце совершает свое видимое движение вокруг Земли ровно за 24 часа. За это время оно и проходит все 360 градусов долготы. Значит, за один час светило уходит на запад на 15 градусов. Следовательно, зная разницу между гринвичским временем (принятым за нулевое) и местным (судовым) временем в любой точке нахождения корабля, можно определить долготу простым расчетом. Но беда заключалась в том, что узнать эту разницу было далеко не просто. Судовое время узнать нехитро: просто нужно точно заметить момент, когда Солнце над кораблем придет в свою высшую точку. А гринвичское время, на первый взгляд, вычислить еще проще: достаточно перед плаванием поставить свои часы по гринвичскому времени и не переводить стрелки. Но в те времена точных астрономических часов (хронометров, как их стали позже называть) не было, а карманные часы, которые уже имелись, ходили очень неточно: одни убегали вперед, другие отставали неизвестно на сколько, а то и вовсе останавливались. И моряки по-прежнему предпочитали пользоваться склянками, не помышляя об определении долготы, достаточно точной для плавания, которое требовало часов с отклонением от истинного времени в доли секунды. Создать такие часы тогда казалось невозможным. Петр I, например, приравнивал попытку определить точную долготу места к потугам изобрести вечный двигатель или превратить дешевые металлы в золото, то есть считал это совершенно бесплодным.
Анализируя морские путешествия мореходов Средневековья, специалисты обратили внимание, что плавали они, с нашей точки зрения, как-то странно: сначала шли на север или на юг, а уж затем, дойдя до нужной широты, поворачивали на запад или на восток под прямым углом и шли, стараясь держаться достигнутой широты. Подобный метод плавания требовал дополнительного времени, лишних постановок парусов и так далее. Но все же так в море было надежнее, хоть одну из координат - широту - мореплаватель знал точно. Впрочем, подобное плавание тоже не давало полной уверенности, что судно придет в нужную точку. И порой это приводило к курьезам. Так, испанская экспедиция Менданьи де Нейра открыла в 1567-1569 годах Соломоновы острова в Тихом океане. Но ни один мореплаватель позже не мог их найти, пока через два века французская экспедиция Луи Антуана де Бугенвиля не «открыла» вновь «исчезнувший» архипелаг.
Даже когда появились сравнительно точные морские часы-хронометры, определение точной долготы оставалось делом весьма нелегким. Уже в XIX веке, когда надо было с максимально возможной точностью определить долготу Пулковского меридиана (это было необходимо для нормальной работы вновь построенной обсерватории), точное время пришлось «везти» на судне из Гринвича. Для этого снарядили целую экспедицию. С кораблей русского флота собрали хронометры. Во всей России их оказалось меньше десятка. А когда с появлением телеграфа проверили принятую долготу Пулковской обсерватории, все-таки оказалось, что долгота была определена не совсем точно.
Но все это было много позже. А в начале XVIII века, при Петре I, ровно в полдень вся тройка песочных часов переворачивалась и, чтобы все на корабле знали об этом, раздавались особые удары в судовой колокол. С этого мига тщательно отмытый, просеянный и просушенный песок в склянках вновь начинал пересыпаться из верхних резервуаров в нижние. А матрос - хранитель времени настороженно караулил момент, когда опорожнится их верхний резервуар. Когда последние песчинки падали через узкое отверстие между колбами, он мгновенно переворачивал склянки, и все начиналось сначала. Предельного внимания и бдительности требовала эта операция. Не каждому такую можно было доверить. Недаром в те времена во флоте бытовало выражение «сдать под склянку», что означало «сдать под надежную охрану».
Хлопотно и дорого было хранить время на корабле. Для этого приходилось содержать специальных людей. По петровскому указу, старшим над ними был «скляночный мастер», отвечавший за исправное обслуживание часов. Все эти люди не сидели без дела. Каждые полчаса нужно было переворачивать одни часы, каждый час - другие и каждые четыре часа - третьи. А чтобы все на корабле знали, что за ходом времени следят неусыпно и бдительно, точно проделывая все операции, экипаж оповещался звуковым сигналом - ударами в судовой колокол: «били склянку». Самих склянок, разумеется, никто не бил. Наоборот, как зеницу ока берегли моряки свои хрупкие стеклянные часы, особенно в шторм. Зная суровый норов океана, они заранее найтовили (то есть прочно крепили) все предметы, которые могли сдвинуться с места и повредить часы. Сами часы заботливо вставляли в специальные гнезда, обшитые мягким войлоком.
Колокол, в который «били склянки», был небольшой, сантиметров 25-50 высотой. Он появился на кораблях гораздо раньше склянок. Считалось, что звон этих колоколов отпугивает злые силы, населявшие моря и океаны. Кроме того, уже на заре мореплавания кормчие поняли, что колокол им необходим для предупреждения столкновений с другими судами. Других средств оповещения о себе тогда не было. Тифонов и гудков еще не придумали, тусклый свет судовых фонарей, заправленных маслом, заметить было трудно даже в ясную ночь. Все время жечь факел не будешь, а колокол - он всегда готов к действию, и его звон трудно спутать с чем-либо другим. Он разносится далеко окрест и днем и ночью, да и звук его не вязнет даже в густом тумане. Неудивительно, что именно судовой колокол приспособили, чтобы «отбивать склянки».
В половине первого били один раз в одну сторону колокола. В час производился один двойной удар в обе стороны колокола, у мастеров «отбивать склянки» этот удар получался почти слитным. В половине второго производился один двойной удар и один одинарный, и так далее до конца вахты, прибавляя каждые полчаса по удару в одну сторону. В конце вахты отбивали четыре двойных удара - восемь «склянок», - и все начиналось сызнова. Наступала новая вахта. Заступить на нее, принять вахту одновременно с последним ударом четырехчасовой склянки во флоте всегда считалось признаком хорошего тона и высокой морской культуры. Это и понятно - время на кораблях всегда умели ценить и уважать!
Судовые колокола и сегодня имеются на каждом военном корабле, на всех судах торгового флота Их отливают из специального «колокольного металла»: сплава меди, олова и цинка. От того, в какой пропорции они заложены в сплав, зависит «голос» колокола. В былые годы особо благозвучными получались колокола, если в сплав, из которого они отливались, добавляли серебро. В наше практичное время, конечно, обходятся без драгоценных металлов. Когда-то для каждого корабля отливали «персональные» колокола с выпуклыми буквами его названия и годом постройки. В наше время на нижней кромке колокола по окружности название корабля гравируется.
На кораблях с давних пор с почтением относились к колоколу. И сегодня, как и сотни лет назад, матросы до блеска начищают судовые колокола и другую, как говорят моряки, медяшку, имея в виду разнообразные детали из меди. Если колокол содержится в порядке, ясно: флотскую службу на этом корабле несут исправно. Каждые полчаса вахтенный матрос берется за короткую снасть, прикрепленную к «языку» колокола - она называется рында-булинь, - и отбивает склянки. Услышав звон колокола, все члены экипажа безошибочно узнают, какое сейчас время и не пора ли им собираться на вахту. Наш Корабельный устав и сейчас сохранил команду: «Склянки бить!» Такова флотская традиция!
В наше время на кораблях имеются тифоны, гудки, ревуны, спикеры и мегафоны, во много раз усиливающие человеческий голос Есть тут радио и другие средства оповещения судов, находящихся в опасной близости друг к другу. Но корабельный колокол и сегодня не потерял своего первоначального назначения. И когда где-нибудь, например у берегов Британии (Ла-Манш), непроглядный туман внезапно упадет на море, на мостик выходит вахтенный офицер и подает команду: «Ring the bell»
Между прочим, именно с этой фразы и пошло название, которым российские моряки окрестили судовой колокол.
Создавая регулярный флот, Петр I начал заимствовать термины и команды у иноязычных флотов, занял он и команду: Ring the bell! («Бить в колокол!»). Офицеры подавали эту команду по-английски, а матросы послушно ее выполняли, не задумываясь о значении слов, и очень скоро на свой лад переделали эту чужеземную команду. «Рынду бей!» - получилось у них по созвучию. Команда привилась во флоте. А так как бить можно кого-то или что-то, скоро и сам судовой колокол стали называть рындой. Строго говоря, это неверно. Во времена парусного флота рындой называли особый бой в судовой колокол. Ежедневно, когда солнце достигало зенита, на корабле трижды отбивали тройные удары, оповещая экипаж, что наступил истинный полдень. Этот троекратный колокольный звон и назывался рындой. Обычай «бить рынду» отжил свой век, и его название перешло к колоколу, который и сейчас иногда называют рындой.
Прослужив на флоте уже не одно столетие, судовой колокол и сейчас несет свою службу на военных и коммерческих кораблях.
Со временем необходимость отмечать время наступления полудня появилось и на берегу, и прежде всего в столице Российской империи - Санкт-Петербурге.
Долгое время считалось, что полуденный выстрел со стены Петропавловской крепости ввел Петр I, но это не так. Впервые эта мысль родилась уже после смерти Петра Великого. Идея сводилась к тому, чтобы дать жителям Санкт-Петербурга возможность точно ставить один раз в сутки стенные или карманные часы, а простому люду - знать, что наступил полдень.
Особенно остро такая необходимость возникла во второй половине XVIII столетия в связи с быстрым развитием торговли и мореплавания. Бой часов с колокольни собора Св. Петра и Павла не достигал окраин разросшегося града Петрова, южная граница которого проходила тогда по Фонтанке, а северная - по Большому проспекту Васильевского острова. Профессор астрономии математик Жозеф Делиль, приехавший в Петербург из Парижа по приглашению самого Петра еще в 1724 году и назначенный директором астрономической обсерватории, представил 22 декабря 1735 года на очередном заседании Петербургской академии наук доклад о способе подачи громкого звукового сигнала.
Жозеф Делиль предлагал производить выстрел с Адмиралтейства по сигналу из башни Кунсткамеры, где находилась тогдашняя астрономическая обсерватория и имелись «исправные меридианы и верные часы», но сей проект заволокитили - бюрократия в государстве Российском была всегда в силе. В XIX веке на Пулковских высотах выросли корпуса одной из крупнейших в мире Главной российской обсерватории, в обязанность которой вменялись и задачи практической астрономии, в том числе измерение времени.
В 1863 году сигналы точного пулковского времени стали передаваться по проводам в центральную телеграфную контору, а оттуда на железнодорожные станции всей Российской империи. В конце 1864 года к одной из пушек, что стояла на дворе Адмиралтейства, провели кабель от особых часов, находившихся на Центральном телеграфе, и 6 февраля 1865 года сигнальная пушка впервые известила о наступлении полудня. Время было строго выверено по астрономическим часам Пулковской обсерватории. Полуденный выстрел с Адмиралтейского двора гремел ежедневно вплоть до 23 сентября 1873 года. Потом верфь здесь перестала существовать, и огневую позицию пришлось перенести на Нарышкинский бастион Петропавловской крепости. Там вестовая пушка вплоть до июля 1934 года ровно в полдень ежедневно напоминала о себе.
Летели годы, обновлялись орудия на бастионе, одно поколение бомбардиров сменяло другое, но традиция эта сохранилась до сих пор.
Многие считают, что она существует только в городе на Неве, и глубоко заблуждаются. Во Владивостоке с вершины Тигровой сопки ровно в 12.00 по местному времени также гремит мирный выстрел. Впервые он прозвучал 30 августа 1889 года. Традиция эта продолжалась вплоть до минувшей войны. Потом какое-то время пушка молчала Восстановить ее было решено 10 октября 1970 года.
Кстати, жители и моряки крепости Кронштадт тоже раньше сверяли свои часы по выстрелу пушки, установленной на берегу гавани в Петровском парке.
Отбивать ежедневно полдень - традиция, доставшаяся нам в наследство от флота Российского. Ее нельзя забывать, ее следует свято чтить и помнить.
А склянки продолжают бить (О. П. Наумов)
В портовом городе каждые полчаса из гавани и с рейда доносятся мелодичные удары в колокол. Рождаясь почти одновременно, они сливаются в короткий перезвон и быстро затухают, точно захлебываясь, на широкой глади бухты. На кораблях и судах бьют склянки. Живет старая традиция.
Да, теперь это только традиция. И далеко не каждый сегодня сможет ответить на вопрос, что же означает выражение бить склянки! А кое-кто, может быть, и ужаснется - зачем это понадобилось морякам каждые полчаса бить какие-то склянки?
Давайте приоткроем завесу времени и заглянем в тот период жизни флота, когда отбивание склянок было насущной необходимостью на корабле.
В старину не существовало точных пружинных хронометров, а громоздкие маятниковые часы ставить на корабль не имело смысла. Единственным надежным механизмом отсчета времени на море долго оставались песочные часы. Да, да, именно те примитивные стеклянные колбочки, соединенные между собой узким горлом, внутри которых помещался мелкий сухой песок. Колбочки вделывались в деревянную клетку и оплетались пенькой. К донышкам прикреплялись петли, за которые часы и подвешивали. Качки они не боялись, даже неистовый шторм не мог заставить их прекратить свою нехитрую работу. Остановить эти часы можно было лишь в одном случае - положив их на бок.
Моряки во многих странах попросту стали называть эти песочные часы так, как называли у них тогда любой стеклянный сосуд. В России поступили так же. В русском парусном флоте появились склянки.
В многовековой практике мореплавания наиболее удобным оказалось деление суток на четырехчасовые промежутки, которые составляли время одной вахты. И сам этот промежуток назывался вахтой. Потому-то самой большой склянкой была четырехчасовая, а самыми маленькими - минутная и полуминутная, которые использовались при замере скорости корабля с помощью лага. А получасовая склянка стала единицей измерения текущего времени на корабле. Поэтому и термин склянка, кроме названия песочных часов, еще обозначал и получасовой промежуток времени.
Там, где подвешивались склянки, постоянно находился часовой, который следил за пересыпкой песка из одной колбы в другую. И в тот момент, когда песок пересыпался полностью в нижнюю колбу получасовой склянки, он переворачивал ее и бил в колокол - один короткий резкий удар. Все на корабле знали, что прошло полчаса очередного четырехчасового промежутка времени. Еще через полчаса следовало два удара. И так далее, пока не становилась пустой и верхняя колба четырехчасовой склянки. В этот момент часовой переворачивал обе склянки и бил в колокол восемь ударов. Следующие за этим полчаса отмечались опять одним ударом.
Четырехчасовую склянку переворачивали в сутки шесть раз, а получасовую - сорок восемь. И сорок восемь раз били в колокол. Эти удары в колокол и стали называть боем склянок. Выражение отбить склянки (или бить склянки) значило показать текущее время.
Моряки в парусном флоте настолько привыкли исчислять время склянками, что на кораблях никто уже и не спрашивал: который час?, а спрашивали: "которая склянка? Например, если было час дня, то говорили: пробили или пробьют две склянки. А если время приближалось к половине четвертого, то говорили: седьмая склянка на исходе. После пробития семи склянок - восьмая склянка в начале. Появление пружинных часов на кораблях привело к переходу в обозначении времени от склянок к часам. Например, говорят: склянки бьют, скажем, двенадцать (часов) или три часа".
Восхищаясь нехитрым устройством песочных часов, все подмечал в них острый матросский ум и придумал для своей потехи такую шутку-загадку: Промеж двух плошек, промеж трех сошек, завязло окошко: за окошком валится крошка на крошку, понемножку. А вот и еще более меткая: Поставь на ноги - бежит; поставь на голову - бежит; и на стену повесь - бежит; и пусти - бежит; и держи - бежит; а положи - лежит" (Даль. Матросские досуги).
Часовому у склянок нередко оставляли что-то на хранение и отсюда пошло выражение сдать под склянки (или под склянками).
Только однажды изменялся общий порядок показания текущего времени. В полдень вместо восьми склянок, а по другим сведениям, после восьми склянок, били рынду, то есть звонили в колокол особым порядком.
Надо сказать, что выражение бить рынду принадлежит лишь русскому морскому языку. История его возникновения известна, (см.: Грот Я. Филологические разыскания. Т. 2, СПб., 1885; Успенский Л, Слово о словах). В полдень, разумеется, звонили в колокол в русском флоте и до того, как появилось это выражение. Вахтенный офицер командовал часовому, стоявшему у корабельного колокола, принятую издавна английскую команду: Ring the belli (Звони в колокол!), и матрос выполнял ее.
Со временем эта команда была переделана на русский лад, Слово ring было заменено сходным по звучанию устаревшим словом рында, a bell словом бей. Первоначально выражение звучало рынду бей. А потом и эти слова переставили местами. Выражение бей (бить) рынду было более привычно для русского уха. Оно отмечено в Толковом словаре В. И. Даля.
Били рынду на кораблях и в случаях, не связанных с показанием текущего времени. Например, в момент восхода солнца; по выходе из гавани, если на корабле все обстояло благополучно; в момент надвигающейся опасности. В конце прошлого века бить рынду перестали.
Сегодня на судах и кораблях ведут два учета времени. Основной суточный, двадцатичетырехчасовой. С ним связано ведение всех журналов. И второй - повахтенный, четырехчасовой, с отбиванием каждые полчаса склянок.
Как некоторое могли подумать, бить склянки на корабле — это не значит в пьяном угаре разбивать стеклянные бутылки из-под рома. Объяснение этого выражения немного сложнее, но и интереснее. Слово склянки походит от устаревшего названия песочных часов — скляницы, имевших получасовой запас хода. Во времена парусного флота матрос, стоявший на вахте, переворачивал эти часы и попутно сигнализировал об этом в колокол.
Склянки равняются 30-ти минутам, а их количество извещает о времени, прошедшем с полудня . 4 склянки, например, будут равны 2-м часам дня. Смена вахты на морском судне происходит каждые 4 часа и отсчет склянок с 1-й до 8-ой начинается снова. Если кто-либо спрашивал, какая сейчас склянка, то это говорило о его интересе ко времени, которое прошло после того как отбили 8 склянок.
Для более точной работы песочных часов их ставили не на твердую поверхность, вечно качающегося корабля, а подвешивали в вертикальном положении. Песочные часы были двух видов: получасовая склянка (30 минут) и четырехчасовая (4 часа) . Для наблюдениями за склянками на парусных кораблях был специально отведенный для этого часовой. Помимо выражения «бить склянки», есть еще и выражение «сдать под склянку» , которое уже не имеет отношения к времяисчислению, а означает, что «сдающий под склянку» дает на хранение часовому какой-то предмет.
Корабельная рында
Колокол, в который отбивают склянки, называется рындой, хотя это и не совсем верно, поскольку рындой считается непосредственно сам звук колокола, отбивающего склянки. Сам же колокол так и называется — судовой или корабельный колокол.
С самим корабельным колоколом связано много морских традиций, вот некоторые из них:
- Рожденного на судне ребенка крестили в колоколе.
- Умершего моряка провожали в последний путь восемью ударами, которые в морском деле означают «конец вахты». В Британии фраза «восемь ударов колокола» имеет характер речевого оборота и является синонимом к слову «некролог».
- Новый год на корабле встречали шестнадцатью ударами колокола. Самый старший по рангу член экипажа бил восемь раз, и еще восемь вслед за ним ударял младший матрос.
Судовой колокол и песочные часы
С судовым колоколом связано большое количество предрассудков. Так же, как и носовую фигуру, его зачастую берегли гораздо тщательнее, чем само судно. Даже если колокол был заблаговременно тщательно закреплен, он мог как голос рока предвещать зарегистрироваться ]
.
Поэтому, чтобы «смягчить» звук судового колокола, в ванну, где плавился металл, часто добавляли золото и серебро. Например, в металл колокола корабля ВМФ Великобритании «Малайя», построенного в 1916 году, были добавлены не только золотые соверены, но и серебряные малайские доллары. В наше время колокола отливают из специального «колокольного металла»: сплава меди, олова и цинка. От того, в какой пропорции они заложены в сплав, зависит «голос» колокола.
Моряки с давних пор с почтением относились к колоколу. Считалось, что его звон отпугивает злые силы, населяющие моря и океаны. Кроме того, уже на заре мореплавания кормчие поняли, что колокол им необходим для предупреждения столкновений с другими судами. Других средств оповещения о себе тогда не было. Тифонов и гудков еще не придумали, тусклый свет судовых фонарей, заправленных маслом, заметить было трудно даже в ясную ночь. Все время жечь факел не будешь, а колокол - он всегда готов к действию, и его звон трудно спутать с чем-либо другим. Он разносится далеко окрест и днем и ночью, да и звук его не вязнет даже в густом тумане. Неудивительно, что именно судовой колокол приспособили, чтобы «отбивать склянки».
Спойлер :
Рассказывают, что на одном корнуэльском кладбище похоронен утонувший капитан, у могилы которого якобы можно было услышать бой призрачных склянок. Если на могилу приходил не верящий в это матрос, он слышал звук склянок и погибал в следующем же рейсе.
Если же дома у моряка или в кают-компании вдруг начинала звенеть посуда, это, как и корабельный колокол, предвещало гибель судна. Считалось, что если звон посуды быстро прекратить, то «дьявол заберет к себе вместо судна только двоих матросов». Если же кто-нибудь, отбивая склянки, по ошибке ударит неверное число раз, нужно немедленно заглушить звук и ударить в колокол «в ответ», чтобы разрушить возникшие злые силы.
Корабли, сменившие название или флаг, моряки узнают по колоколу, на котором очень редко гравируется новое название. Когда в 1946 году Великобритания передала авианосец «Колоссес» Франции, ему присвоили новое имя «Арроманш», но французы, верные обычаю, колокол менять не стали. На нем так и стояло название «Колоссес», когда много лет спустя в знак союза двух флотов его вернули Англии в качестве «музейного экспоната».
Некий морской офицер рассказывал автору книги «Чайные клипера» (1914) Безилу Лаббоку, как он в 1913 году в Новом Орлеане узнал по колоколу [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться ]
, которая ходила тогда под португальским флагом и называлась «Ферейра». Хотя команда и любила судно, ласково называя его «Эль Пекина Камизола» («Короткая Рубашка»), оно было сильно запущено и размалевано кричащими красками. Морской офицер поскреб перочинным ножом колокол, покрашенный серебряной краской, и увидел надпись «Катти Сарк», 1869». «Я тихонько ударил ножом по колоколу и вновь услышал сочный звук, который во всех морях, в тропиках и ревущих сороковых, в течение почти полувека возвещал о восходе солнца и наступлении темноты».
Что значит «бить склянки»?
Когда по небесным светилам нельзя было определить время, его узнавали при помощи песочных «счетчиков времени», которые на российских судах назывались «склянками». Количество песка и диаметр узкого канала часов рассчитывались так, чтобы время, необходимое на полную пересыпку песка из верхней колбы в нижнюю, равнялось получасу. Каждые полчаса, при переворачивании «склянки», били в колокол. Отсюда, собственно, и пошло выражение – «бить склянки».
Для моряков получасовой счет времени удобнее обычного, так как он подходит к издавна сложившемуся разделению службы на судах на четырехчасовые вахты. Под вопросом «Которая склянка?» (то есть «Который получас?») следовало понимать: «Сколько времени прошло с начала вахты?».
На вахту к [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться ] становился юнга или матрос, который всякий раз, переворачивая склянку и ударяя в судовой колокол, бежал на палубу и громко кричал: «Один час прошел, в два поворота и больше пройдет, если будет Господня воля. Помолимся Богу дать нам хороший поход и Ей, Матери Божией, Защитнице нашей, уберечь нас от откачивания воды помпами и других несчастий. Впереди - Агой». Вахта на носу повторяла то, что он сказал, и приказывала ему прочесть «Отче наш».
Матрос – «хранитель времени» настороженно караулил момент, когда опорожнится верхний резервуар песочных часов. Предельного внимания и бдительности требовала эта операция. Не каждому такую службу можно было доверить. Недаром в те времена во флоте бытовало выражение «сдать под склянку», что означало «сдать под надежную охрану». Принять вахту одновременно с последним ударом четырехчасовой склянки во флоте всегда считалось признаком хорошего тона и высокой морской культуры. Это и понятно - время на кораблях всегда умели ценить и уважать!
Хлопотно и дорого было хранить время на корабле. Для этого приходилось содержать специальных людей. В России по петровскому указу, старшим над ними был «скляночный мастер», отвечавший за исправное обслуживание часов. Все эти люди не сидели без дела. Каждые полчаса нужно было переворачивать одни часы, каждый час - другие и каждые четыре часа - третьи. А чтобы все на корабле знали, что за ходом времени следят неусыпно и бдительно, точно проделывая все операции, экипаж оповещался ударами в судовой колокол.
Самих «склянок», разумеется, никто не бил. Наоборот, как зеницу ока берегли моряки свои хрупкие стеклянные часы, особенно в шторм. Зная суровый норов океана, они заранее найтовили (то есть прочно крепили) все предметы, которые могли сдвинуться с места и повредить их. Сами часы заботливо вставлялись в специальные гнезда, обшитые мягким войлоком.
Спойлер :
О часах, достаточно удобных, не слишком тяжелых, сравнительно точных и надежных, моряки мечтали столетиями. Хотя люди уже давно умели измерять время, на море от традиционных на тот момент способов измерения не было никакого толку.
Самые древние - солнечные часы морякам не годились. Во-первых, они «работали» только днем, да притом лишь в ясную погоду. Во-вторых, солнечные часы были стационарным указателем времени, показывавшим, как говорим мы сейчас, лишь «местное время», а корабли-то, как известно, на месте не стоят.
Во II тысячелетии до н. э., кто-то в Риме обратил внимание на равномерность падения капель жидкости из прохудившегося сосуда. Цепкий человеческий ум тут же ухватился за это явление, и вскоре появились водяные часы-клепсидра. Хоть точность их была невелика, но по тем временам она оказалась достаточной. Однако морякам и водяные часы не годились. Стоило чуть-чуть наклонить клепсидру, и она начинала безбожно врать. Ну, а мыслимо ли представить себе судно, палуба которого не качается?
Когда на корабли пришли песочные часы, во время качки они вели себя куда более устойчиво. Их можно было закрыть герметически, но показания часов от этого не менялись. И моряков они в ту пору вполне устраивали. Первое упоминание о песочных часах относится к 1339 году: в Париже было обнаружено датируемое этим годом описание подобных часов с содержимым в виде порошка из черного мрамора, вываренного в вине. Совершенствование технологии производства стекла позволило выпускать колбы с гладкими внутренними стенками, что дало возможность песку максимально равномерно перетекать из верхней части в нижнюю. Ведь точность «хода» часов зависела от песка.
Песочные часы стали на судах незаменимыми. И все-таки, прослужив неполных 300 лет (до XVII века), они навсегда ушли «в отставку», когда появился [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться ]
. Впрочем, песочные часы послужили такую великую службу мореходам, что до сих пор на кораблях их вспоминают каждые полчаса.
Почему «рында»?
Когда где-нибудь на Ла-Манше непроглядный туман внезапно упадет на море, на мостик выходит вахтенный офицер и подает команду: «Ring the bell»! Между прочим, именно с этой фразы и пошло название, которым российские моряки «окрестили» судовой колокол.
Создавая регулярный флот, Петр I начал заимствовать термины и команды у иноязычных флотов, «занял» он и «Ring the bell»! («Бить в колокол!»). Офицеры подавали команду по-английски, а матросы, не задумываясь о значении слов, очень скоро на свой лад переделали чужеземную команду в «Рынду бей!». Так она и привилась во флоте и дается, кстати, строго в полдень.
Кстати сказать, с петровских времен русские моряки начали применять так называемое морское счисление, в котором сутки начинались с полудня предшествующего дня по гражданскому календарю. Таким образом, морское счисление опережало гражданский календарь на 12 часов!
Спойлер :
Выражения «бить склянки», «восемь бить» употребляются на судах и поныне. Каждому повороту получасовой склянки соответствует один удар в колокол. Отсчет времени ведется по четырехчасовым вахтам: таким образом, максимальное число ударов в судовой колокол составляет восемь - они приходились на 4 и 8 часов утра, полдень (рында), 4 часа пополудни, 8 часов вечера и полночь.
Последняя дневная вахта с четырех до восьми вечера делится на две двухчасовые полувахты, называемые «собачьими», или просто «собаками». Такое деление введено для того, чтобы люди могли чередоваться и не нести службу в одни и те же часы. Таким образом, отбивая склянки после четырех дня, следуют общему правилу первые два часа, кончая их четырьмя ударами, затем опять начинают с одного удара, приходящегося на 18.30, но кончают вахту в восемь вечера восемью склянками.
Введено это было в английском флоте также и потому, что начало одного бунта было назначено в «пять склянок», а своевременное изменение счета ударов парализовало сигнал общего восстания, и бунт был предотвращен.
Судовой колокол не утратил своего значения и в наше время. Традиция отбивать склянки на кораблях ВМФ живет до сих пор. Корабельный колокол по-прежнему необходим для подачи сигналов в туман при стоянке на якоре, при подъеме якоря и пожарной тревоги.
По материалам stugna.kiev.ua, randewy.narod.ru, edit.muh.ru, teri-shop.narod.ru